охренеть...
надо спать...больше...

А факт безжалостен и жуток, как наведенный арбалет: приплыли, через трое суток мне стукнет ровно двадцать лет.

И это нехреновый возраст – такой, что Господи прости. Вы извините за нервозность – но я в истерике почти. Сейчас пойдут плясать вприсядку и петь, бокалами звеня: но жизнь у третьего десятка отнюдь не радует меня.

Не то[ркает]. Как вот с любовью: в секунду - он, никто другой. Так чтоб нутро, синхронно с бровью, вскипало вольтовой дугой, чтоб сразу все острее, резче под взглядом его горьких глаз, ведь не учили же беречься, и никогда не береглась; все только медленно вникают – стой, деточка, а ты о ком? А ты отправлена в нокаут и на полу лежишь ничком; чтобы в мозгу, когда знакомят, сирены поднимали вой; что толку трогать ножкой омут, когда ныряешь с головой?

Нет той изюминки, интриги, что тянет за собой вперед; читаешь две страницы книги – и сразу видишь: не попрет; сигналит чуткий, свой, сугубый детектор внутренних пустот; берешь ладонь, целуешь в губы и тут же знаешь: нет, не тот. В пределах моего квартала нет ни одной дороги в рай; и я устала. Так устала, что хоть ложись да помирай.

Не прет от самого процесса, все тычут пальцами и ржут: была вполне себе принцесса, а стала королевский шут. Все будто обделили смыслом, размыли, развели водой. Глаз тускл, ухмылка коромыслом, и волос на башке седой.

А надо бы рубиться в гуще, быть пионерам всем пример – такой стремительной, бегущей, не признающей полумер. Пока меня не раззвездело, не выбило, не занесло – найти себе родное дело, какое-нибудь ремесло, ему всецело отдаваться – авось бабла поднимешь, но – навряд ли много. Черт, мне двадцать. И это больше не смешно.

Не ждать, чтобы соперник выпер, а мчать вперед на всех парах; но мне так трудно делать выбор: в загривке угнездился страх и свесил ножки лилипутьи. Дурное, злое дежавю: я задержалась на распутье настолько, что на нем живу.

Живу и строю укрепленья, врастая в грунт, как лебеда; тяжелым боком, по-тюленьи ворочаю туда-сюда и мню, что обернусь легендой из пепла, сора, барахла, как Феникс; благо юность, гендер, амбиции и бла-бла-бла. Прорвусь, возможно, как-нибудь я, не будем думать о плохом; а может, на своем распутье залягу и покроюсь мхом и стану камнем (не громадой, как часто любим думать мы) – простым примером, как не надо , которых тьмы и тьмы и тьмы.

Прогнозы, как всегда, туманны, а норов времени строптив - я не умею строить планы с учетом дальних перспектив и думать, сколько Бог отмерил до чартера в свой пэрадайз. Я слушаю старушку Шерил – ее Tomorrow Never Dies.

Жизнь – это творческий задачник: условья пишутся тобой. Подумаешь, что неудачник – и тут же проиграешь бой, сам вечно будешь виноватым в бревне, что на пути твоем; я в общем-то не верю в фатум – его мы сами создаем; как мыслишь – помните Декарта? – так и живешь; твой атлас – чист; судьба есть контурная карта – ты сам себе геодезист.

Все, что мы делаем – попытка хоть как-нибудь не умереть; так кто-то от переизбытка ресурсов покупает треть каких-нибудь республик нищих, а кто-то – бесится и пьет, а кто-то в склепах клады ищет, а кто-то руку в печь сует; а кто-то в бегстве от рутины, от зуда слева под ребром рисует вечные картины, что дышат изнутри добром; а кто-то счастлив как ребенок, когда увидит, просушив, тот самый кадр из кипы пленок – как доказательство, что жив ; а кто-нибудь в прямом эфире свой круглый оголяет зад, а многие твердят о мире, когда им нечего сказать; так кто-то высекает риффы, поет, чтоб смерть переорать; так я нагромождаю рифмы в свою измятую тетрадь, кладу их с нежностью Прокруста в свою строку, как кирпичи, как будто это будет бруствер, когда за мной придут в ночи; как будто я их пришарашу, когда начнется Страшный суд; как будто они лягут в Чашу, и перетянут, и спасут.

От жути перед этой бездной, от этой истовой любви, от этой боли – пой, любезный, беспомощные связки рви; тяни, как шерсть, в чернильном мраке из сердца строки – ох, длинны!; стихом отплевывайся в драке как смесью крови и слюны; ошпаренный небытием ли, больной абсурдом ли всего – восстань, пророк, и виждь, и внемли, исполнись волею Его и, обходя моря и земли, сей всюду свет и торжество.

Ты не умрешь: в заветной лире душа от тленья убежит. Черкнет статейку в «Новом мире» какой-нибудь седой мужик, переиздастся старый сборник, устроят чтенья в ЦДЛ – и, стоя где-то в кущах горних, ты будешь думать, что – задел; что достучался, разглядели, прочувствовали волшебство; и, может быть, на самом деле все это стоило того.

Дай Бог труду, что нами начат, когда-нибудь найти своих , пусть все стихи хоть что-то значат лишь для того, кто создал их. Пусть это мы невроз лелеем, невроз всех тех, кто одинок; пусть пахнет супом, пылью, клеем наш гордый лавровый венок. Пусть да, мы дураки и дуры, и поделом нам, дуракам.

Но просто без клавиатуры безумно холодно рукам.

СПЛИН - Письмо
Мне жаль, что тебя не застал летний ливень
В июльскую ночь, на балтийском заливе
Не видела ты волшебства этих линий.

Волна, до которой приятно коснуться руками
Песок, на котором рассыпаны камни
Пейзаж, не меняющийся здесь веками.

Мне жаль, что мы снова не сядем на поезд,
Который пройдет часовой этот пояс
По стрелке которую тянет на полюс

Что не отразит в том купе вечеринку
Окно, где все время меняют картинку
Что мы не проснемся на утро в обнимку.

Поздно ночью
Через все запятые дошел, наконец, до точки
Адрес, почта
Не волнуйся, я не посвящу тебе больше ни строчки
Тихо звуки
По ночам до меня долетают редко
Пляшут буквы
Я пишу и не жду никогда ответа
Мысли, рифмы
Свет остался, остался звук, остальное стерлось
Гаснут цифры
Я звонил, чтобы просто услышать голос
Всадник замер
Замер всадник, реке стало тесно в русле
Кромки, грани
Я люблю, не нуждаясь в ответном чувстве

дурное состояние..
физическое:..тебя как будто выкручивают..попутно пропуская через мясорубку..
голова болит..уже как нормальное состояние..здорово..
моральное:..скачки настроение..туда-сюда..колебания..непонятно чего хочется..никаких ближайших планов...

Земля не остановится,
Лучше не становится.
Я иду по городу,
Только не знакомиться.

Первое, что помнится -
Тебе б сейчас опомниться.
Голос, запах нужными
Навсегда запомнятся.

Первое, что хочется -
Мне тебе напомниться.
Семь минут, что в городе -
Лучше не становится.

Я не могу
Дышать
Я не хочу

Она мне улыбается,
Ей ведь это нравится.
Можно с этим справиться,
Но не получается.

Первое, что кажется -
Мне б сейчас отважиться.
Руки, голос нужными
Навсегда окажутся.

Первое, что хочется -
Мне тебе напомниться.
Семь минут, что в городе -
Лучше не становится.

Я не могу
Дышать
Я не хочу

Yaya - Дышать (Cybernetick rmx)

скачала 8 пиратку..пока радуют песенки..
люблю рэп в драм обработке)

Так Бывает

Так бывает у нее на сердце лед
И ты берешь билет на самолет,
И летишь за ней, потеряв покой.
Она давно счастлива, но только не с тобой.
И ты находишь её, так глупо,
Будто случайно. А у нее все хорошо
И ты в отчаянии. Сам понимаешь,
Что не нужен ей идиот. Она к тебе
От него никогда не уйдет.
Поговорили чего-то, она вроде плачет.
Вроде для неё это тоже что-то значит.
Но она не готова и тебе надо ждать,
Не знаешь сколько: день, а может лет пять.

Так бывает у нее на сердце лед
И ты берешь билет на самолет,
И летишь за ней, потеряв покой.
Она давно счастлива, но только не с тобой.

Но так бывает у нее на сердце лед.
И ты берешь билет на самолет,
И летишь за ней, потеряв покой.
Она давно счастлива, но только не с тобой.

И ты не знаешь стоять
Или начать падать.
И тебе ничего от неё не надо.
На её планете нет больше места,
Под её солнцем нельзя согреться.
Или еще проще, пусть даже грубее,
Ты ведь знаешь, она это умеет,
Так просто не даст тебе уйти, поверь.
Не захлопнет, а оставит приоткрытой дверь.

Так бывает у нее на сердце лед.
И ты берешь билет на самолет,
И летишь за ней, потеряв покой.
Она давно счастлива, но только не с тобой.

Но так бывает у нее на сердце лед.
И ты берешь билет на самолет,
И летишь за ней, потеряв покой.
Она давно счастлива, но только не с тобой.

Про любовь она тебе ни слова,
Вроде как переживала, а теперь снова
Трубки положили. Зачем она звонила?
Изображала чего-то, пыталась быть милой.
Недавно все разложил по полкам.
И тут она опять сбила с толку
И ты берешь билет на самолет
И летишь к той,
У которой сердце, как лед.

Так бывает у нее на сердце лед.
И ты берешь билет на самолет,
И летишь за ней, потеряв покой.
Она давно счастлива, но только не с тобой.

Но так бывает у нее на сердце лед.
И ты берешь билет на самолет,
И летишь за ней, потеряв покой.
Она давно счастлива, но только не с тобой.

Так бывает у нее на сердце лед.
И ты берешь билет на самолет,
И летишь за ней, потеряв покой.
Она давно счастлива, но только не с тобой.

Но так бывает у нее на сердце лед.
И ты берешь билет на самолет,
И летишь за ней, потеряв покой.
Она давно счастлива, но только не с тобой.

ну вот что за фигня...
ждешь ждешь..а не происходит..а когда ты об этом не думаешь-раз, и случается..
ты опять вовлекаешься в это..и снова на самом самом все обрывается..
и опять ждешь..и опять...и опять...
ну нафиг..

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Наши любимые должны быть нас достойны.

Это вообще единственное, за что стоило бы пить и ставить свечи – пусть они окажутся достойными нас. И понятно это станет не сейчас и не потом, а именно тогда, когда мы с ними расстанемся – тогда станет все ясно.

Пусть наши юноши, с которыми, понятно, и в горе и в радости, и в болезни и в бедности, и лучшие годы, и на край света – просто разлюбят нас и тихо уйдут, а не переспят по пьяни с какой-нибудь малолетней шлюшкой, и нам расскажут об этом наши же добрые друзья. Пусть наши духовные наставницы просто найдут себе новых учеников – но не станут продавать нас за несколько сотен баксов, случись нам работать вместе, грубо, цинично –

возьмут в команду, досыта накормят перспективами и ты-лучше-всех, а потом уволят, не заплатив, и будут бросать сквозь зубы «Я не обязана тебе ничего объяснять», и брезгливо морщиться, встречая нас на улице. Пусть наши большие и сильные друзья, как-старшие-братья и вообще сэнсеи поссорятся с нами из-за того, что мы ни черта не смыслим в мужской психологии – но не станут грубо затаскивать нас в постель и унижать нас просто потому, что нас угораздило родиться с хорошей фигурой, а им не нашлось бабы на эту ночь.

Потому нет ничего на свете больнее и гаже этого. Потому что этим людям ты всегда веришь как себе, но оказывается, что они тебя недостойны .

Я готова всю жизнь ссориться с любимой подругой и слушать от нее несправедливости и упреки в собственной мягкотелости, лени и показушности – но я знала и знаю, что она имеет на это право. Мы убьем друг друга за идею, но никогда не станем банально как-нибудь и нелепо вцепляться друг другу в волосы из-за мужика или поднимать хай из-за дурацкого стобаксового долга. И если мы когда-нибудь все-таки поссоримся навсегда – это будет как раз тот случай, когда лучшие друзья перестанут быть друзьями, но останутся лучшими. И я буду думать о ней светло, и говорить гордо, едва зайдет речь – N? Да, мы когда-то были не разлей-вода – и всю жизнь расти и добиваться вершин, чтобы доказать ей, что я была ее достойна .

Либо совсем не прощаться, либо прощаться так, чтобы можно было через много лет написать книгу об этом человеке – а не прятать глаза: N? Нет-нет, не знаю такого – не рассказывать же, что вы с N дружили сто лет, а потом он прошипел, что все это время просто хотел тебя трахнуть – и теперь ненавидит, потому что спать с людьми, чтобы доказать им свою преданность, как-то не в твоих правилах. Так ведь не может быть, потому что не может быть никогда, какой-то гребаный бредовый сон, разбудите меня, скажите, что это неправда, что она меня не продавала, что он не читает всем подряд мои письма и асечную хистори – просто так, мол, вот как она за мной бегала, жуткое дело, не знал, куда деться, - что они все просто не дозвонились, чтобы извиниться за это, просто не дозвонились – если б они попросили прощения, это ведь значило бы, что они его достойны. И я бы все равно не общалась бы с ними, но хотя бы выдохнула эту мерзость, это рвотное ощущение грязи внутри, когда хочется перестирать всю одежду, в которой ты приехала от этого человека, когда кажется, что тебя обокрали, и вынесли, как назло, самые любимые, давние, талисманные вещи, и устроили в доме помойку – Господи, столько времени, столько слов, столько «мы» и «вместе», столько, столько – тогда хотя бы хотелось жить, я не знаю, а то ведь не хочется, и людям перестает вериться абсолютно, а только тошнит, тошнит, тошнит.

Сделай так, Господи, чтобы наши любимые оказались нас достойны. Чтобы мы, по крайней мере, никогда не узнали, что это не так.

как же меня раздражает, когда есть какие-то недовольства, не выссказывать их..
есть притензии-скажи в лоб!
потом же все равно всплывет..но чем закончиться, уже не известно...
зачем заставлять человека вырабатывать в себе качества гадалки??!
аааааааааааар